Какой боец Армии Крайовой скрывался под подпольным псевдонимом «Ванька»? Об одной несостоявшейся любви

Как рассказать о том, чего ты не видел? Что случилось задолго до того, как твой отец встретил твою маму? Конечно, если верить оптимистам — а почему им не верить? — в этой жизни не бывает безвыходных ситуаций. И если… А может, не надо никаких «если»?

Просто послушаем тех, кто был непосредственным участником тех событий, что случились в далеком августе-сентябре 1944 года в охваченной пламенем восстания польской столице.

Одна из них — София Михальская (Шарух, подпольный псевдоним «Зоська»), со 2-го августа по 8-е сентября была санитаркой роты «Амброзия» батальона «Заремба» (Zaremba). Вот что «Зоська» вспоминает об одном из своих товарищей по оружию:

«Среди солдат моего взвода был россиянин, который ещё до Восстания сбежал из немецкого плена и вступил в Армию Крайову (AK). У него были документы на фамилию Соколовский. Он хорошо знал устный, разговорный польский язык, мог читать и писать по-польски. Носил псевдоним „Ванька“ (Waka). В конце августа „Ванька“ был ранен».

А вот здесь прервемся. «Зоська» ничего не говорит об обстоятельствах ранения «Ваньки». О них нам расскажет его боевой товарищ Тадеуш Бачинский, в книге которого — «Батальон AK „Заремба“ в Варшавском Восстании» есть упоминание о «Ваньке»: " В ночь с 20 на 21 августа враг атаковал наши позиции на ул. Эмилии Платер (Emilii Plater), которые защищали бойцы 1-го взвода роты «Амброзия». Используя фактор внезапности, немцы прорвались к домам 19 и 21, и за счет своего сильного огневого преимущества нанесли защитникам серьезные потери. Много солдат погибло, часть была ранена. Положение спас россиянин Григорий Чугаев (Ванька), который огнем станкового пулемета сдержал напирающих немцев до подхода подмоги. В ходе боя он был ранен".

Раненого «Ваньку» санитарки отнесли в полевой госпиталь на улице Познанской. «Зоська», как могла, заботилась о нем — прибегала к «Ваньке» в свободное от боев и службы время, приносила еду. Между ними, несмотря на большую разницу в возрасте (она — ещё ученица, которой совсем недавно исполнилось 16, а он, 26-летний, до войны работал архитектором, знал несколько языков), установились хорошие, дружеские отношения.

Но опять же, лучше предоставим слово самим героям этой истории. Вот что вспоминает о тех днях «Зоська»: «Ванька» подарил мне свою фотографию с посвящением, написанным по-польски, дал свой адрес (он с родителями жил в Днепропавловске — думаю, это ошибка, нет городов с таким названием на Днепре, и речь скорее всего идет о Днепропетровске (прим. автора)) и сказал, что его зовут Григорий Чугаев, а не Владимир Соколовский. Он написал для меня стихотворение, в котором уверял, что всегда будет помнить обо мне. Стихотворению предшествовало посвящение — «В знак глубокого уважения», которое для меня, тогда шестнадцатилетней девочки, звучало необыкновенно важно и торжественно. В самом деле, «Ванька» будет меня помнить?!"

После капитуляции Восстания «Ванька» встретился с мамой Софии, просил ее повлиять на девушку, чтобы она не шла в плен с повстанцами, а покинула Варшаву с гражданским населением и вместе с нею. Он уже был в плену, знал, что это такое, поэтому считал, что предлагаемый им вариант значительно безопаснее для «Зоськи». Григорий смог убедить маму Софии. Скорее всего, именно это спасло жизнь и ей самой, и её дочери.

Сам же «Ванька» вместе с другими бойцами батальона «Заремба» попал в лагерь для военнопленных. После того как война закончилась, он хотел вернуться в Варшаву, но судьба забросила его в Австралию.

Много лет, до самой своей смерти, он писал Софии. Вот одно из писем, что пришли в Варшаву из далекой Австралии. Оно датировано 1962 годом:

«Дорогая Зося, 18 лет пролетело как «пара дней», и сейчас кажется, что всё, случившееся с нами, произошло буквально вчера. Я помню, как первого августа после обеда мы с Симоном выехали с Площади Нарутовича. (…) но из трамвая, что шел по 18-му маршруту, пришлось выскакивать на перекрестке Аллей Иерусалимских и Маршалковской, потому что немцы уже перли из пригорода. Мы заскочили в ворота дома на Маршалковской, 91. А уже оттуда — к крытому рынку на Костюшко. От него Симон пошел в сторону (…), а я на Хожа (Hoa), 45.

Я был на войне, участвовал в тяжелых боях (конечно, это всё-таки была война (…) регулярные войска), но таких доблестных вылазок, как в Варшаве, я не видел. А ведь в них участвовала молодежь. По сути — мальчишки и девчонки. И все — добровольцы. Невозможно это описать на бумаге.

Как сегодня помню, как через развалины несли меня к госпиталю на Познанской. А ведь вы были такими молодыми… Практически детьми. Те, варшавские, осколки у меня и сейчас — в ногах. Теперь, наверное, навсегда. Их уже не вытащить.

Мне тогда даже стыдно было, что меня на носилках должны нести девочки. Позже, в госпиталь, Вы принесли мне мандолину и что-то из еды (Вы были вместе со связной «Жигой» (Gig)). Это было 30.08.

Я был очень благодарен вам, потому что у меня не было никого из родных, а вы для меня были как сестры.

Всё. Всё это в памяти. Но очень трудно написать об этом на бумаге.

Григорий".

«Ванька» умер в 1977-м, там же, в далекой от России и Польши Австралии. Сердце. Уже после его смерти «Зоська» ездила в СССР к его родным. Принимали ее очень сердечно, благодарили.

Вот такая история. Грустная. Хотя и со счастливым концом. Выжили ведь! Многим тогда в восставшей Варшаве не удалось вытащить у судьбы такой вот счастливый лотерейный билетик, доставшийся «Ваньке» и «Зоське». Но война… Война, проклятая! Она могла ломать людские судьбы, даже оставляя их в живых…