Кто был первым в мире летчиком? Хезарфен Ахмед Челеби, человек и аэропорт

В конце 1940-х, начале 1950-х годов в Советском Союзе начался период, который потом частенько поминали одной фразой из анекдота: «Россия — родина слонов». В рамках борьбы с «низкопоклонством перед Западом» во глубине истории стали искать гениальных народных умельцев, на манер Лесковского Левши сумевших переплюнуть иностранцев. И находили. А чаще придумывали.

Например, воскресили еще до революции разоблаченную фальшивку некоего А. И. Сулукадзева о том, что рязанский подьячий Крякутной совершил полет на воздушном шаре за полвека до братьев Монгольфье. В честь этого памятного события в 1956 году даже была выпущена почтовая марка. А Андрей Тарковский начал свой фильм «Андрей Рублев» («Страсти по Андрею») как раз с того, что показал, как мог бы произойти такой полет. Правда не 18-м, а в 15-м веке. Впрочем, к Тарковскому претензий нет — легенда, так легенда.

С этой легендой хорошо состыковалась другая. Про то, как во времена Ивана Грозного некий холоп Никитка прыгнул с Распятской колокольни в Александровой слободе и полетел на самодельных крыльях на манер древнегреческого Икара. Легенда была красивая, поэтому ее полюбили художники. Русского летуна неоднократно изображали на картинах. Самая впечатляющая из них — сказочная и красочная картина А. Дейнеки «Никитка — первый русский летун».

Концовка легенды была разная. Либо «русский Икар» разбивался, либо полет заканчивался удачно, но царь Иван Васильевич приказывал изобретателю голову отрубить, а крылья сжечь, ибо дьявольская это затея — летать человеку, аки птице. Был еще один забавный финал. Голову пресловутому Никитке не рубили, а сослали в даль дальнюю, в киргиз-кайсацкие степи, где три века спустя возвели космодром Байконур.

Думается, что уже во времена Никитки любой мало-мальски понятливый кузнец (а кого в те времена можно было механиком назвать, если не кузнеца?) довольно быстро бы сообразил, что лететь на мягких крыльях, как это изображено у того же А. Дейнеки, невозможно. Встречный поток сомнет тряпье и деревяшки, а заодно вывернет пилоту руки. Так что лучше уж сразу на дыбу.

Рассуждение понятное всем, а особенно тем, кто в детстве пытался использовать зонт в качестве парашюта, прыгая с крыши сарая.

С другой стороны, идея поглядеть на мир сверху, наверняка свербила бы во лбу вдумчивого кузнеца. Так что, поразмыслив некоторое время, он бы, скорее всего, додумался до легкого, но жесткого крыла, которое можно сделать из деревяшек и из плотной какой-нибудь сермяги, а еще лучше — парусины. Вот если подвиснуть на таком крыле, да еще ветер подходящий поймать (не зимой, значит, прыгать надо, как у А. Дейнеки нарисовано, а летом), пожалуй, и полететь можно, с Божьей помощью.

Одним словом, придумал бы кузнец дельтаплан. То есть самостоятельно дошел бы русский умелец до той же идеи, которую, зашифровав, внес в свою тайную тетрадь Леонардо да Винчи (1452−1519). Не с какой-то загадочной целью шифровал свои записи Леонардо, а просто чтобы не украли идею. Ибо это был залог его благополучия. Всю жизнь ездил Леонардо от одного богатого заказчика к другому и перед каждым раскладывал свой товар. Если его светлость захочет, могу производство пушек наладить, а захочет — могу и дельтаплан смастерить. Для военной, скажем, разведки. Или просто так, для удовольствия видеть своего подданного в облаках витающего. А еще я могу картины рисовать — добавлял великий «передвижник».

И ведь все предлагаемое Леонардо сделать мог! Все проекты и все картины были хорошо обдуманы и готовы к воплощению. Только заплати, хозяин, и будет тебе «Мона Лиза», «Тайная вечеря» или же дельтаплан! Ренессанс у нас или не Ренессанс?

На крылатую машину для полетов во времена Леонардо да Винчи заказчика не нашлось. Это, однако, не значит, что идея легкого планера осталась неосуществленной. Идеи имеют свойство приходить в разные головы одновременно и осуществляться в разных местах.

Первый полет на аппарате тяжелее воздуха произошел приблизительно в 1630 году. По свидетельству турецкого путешественника Эвлии Челеби (1611−1682) ученый человек Хезарфен Ахмед Челеби соорудил аппарат с жесткими крыльями, на котором перелетел Босфор, преодолев расстояние более чем в 3 километра. Челеби прыгнул с Галатской башни, которая находится на европейском берегу Босфора, а приземлился в районе Ускюбар, расположенном уже на азиатском берегу. Маршрут полета был не случаен. Во-первых, над водой лететь все же менее опасно, чем над твердой землей. Во-вторых, полет был демонстрационный. Напротив на холме находился султанский дворец Топкапы, откуда за полетом наблюдал лично султан Мурад IV.

Султан полетом остался доволен и пожаловал «летуну Ахмедке» кошелек с золотом. Правда, чуть позже духовные лица указали султану, что не подобает человеку летать, словно птица, и что только один пророк Мухаммад вознесся на небеса и вернулся оттуда живым и невредимым. Так что не награждать надо было отважного пилота, а казнить. Но султанские указы отменять нельзя. И награжденного Хезарфена наградили еще раз и отправили в почетную ссылку. Не в Байконур, конечно, а в Алжир.

Надо сказать, что Челеби — это не фамилия, а социальный статус. Этим словом отмечали любого ученого человека. Потому-то и Эвлия, рассказавший нам о полете Хезарфена, тоже Челеби, хотя совсем не родственник. Кстати, Хезарфен — это не имя первопилота, а прозвище, данное ему рассказчиком и означающее «тысяча наук». То есть — ученый-энциклопедист. Вроде Леонардо да Винчи, только турецкий.

У этой истории есть продолжение. Тот же Эвлия Челеби сообщает о том, что у Хезарфена был брат Лагари Хасан Челеби. Во время праздника в честь дня рождения дочери султана он взлетел в небо в клетке, сделанной в виде конуса. Под клеткой были размещены пороховые заряды в виде ракет, которые и создавали вертикальную тягу. Первая в мире пилотируемая ракета за 20 секунд поднялась на высоту около 300 метров. Когда топливо закончилось, то есть когда пороховой заряд выгорел, Лагари Хасан открыл дверцу и выпрыгнул. На нем были крылья, уже опробованные его братом. Благодаря этим крыльям храбрый пилот приводнился неподалеку от места взлета, в Босфоре возле султанского дворца. Как пишет тот же Эвлия Челеби, его наградили деньгами и назначили на высокую военную должность. Вероятно, начальником военно-космических сил турецкого султана.

Прочтя про этого брата-космонавта, я почему-то вспомнил слова царя Ивана Васильевича, которому пришлось поменять профессию: «У меня тоже один был такой… крылья сделал… Я его посадил на бочку с порохом, пущай полетает!..» И доверие к рассказам многомудрого Эвлия Челеби потерял абсолютно. Тем более что никто кроме него про турецких «летунов» не писал.

Хезарфеном Ахмедом Челеби турки гордятся. Один из аэропортов Стамбула назван по его имени — Хезарфен. Это — небольшой частный аэропорт, и российские туристы на него вряд ли попадут. Но все же, думается, нашим читателям будет интересно узнать, почему аэропорт назвали именем ученого, жившего давным-давно, в 17-м веке.

Так же как иностранцам интересно знать, почему это Военно-космическая академия в Санкт-Петербурге носит имя контр-адмирала А.Ф. Можайского (1825−1890)…