Можно ли считать историю наукой?

Еще на студенческой скамье нас приучили к тому, что «в каждой естественной науке заключено столько истины, сколько в ней есть математики». По простоте душевной, мы еще не представляли тогда, как разнообразен мир, и что человеческие знания о нем не менее разнообразны. Поэтому за образец настоящей науки мы почитали королеву-физику.

Мир, представления о котором сложились у нас на основе чтения хороших учебников физики, был прелесть как логичен и предсказуем! Все проблемы, возникающие у экспериментаторов, разрешались чаще всего на острие карандаша созданием хорошей теории.

Хотя уже при изучении химии столкнулись мы с тем, что эта несомненная естественная наука не помещается в коробочку наших упрощенных представлений о мире.

Дальше — больше. Столкновение с реальностью постепенно размывало четкие критерии научности или ненаучности.

Так получилось, что едва ли не сразу по окончании учебы жизнь столкнула меня с симпатичными ребятами-геологами. Не с прибористами-геофизиками, а именно с геологами, романтичными героями романтичной эпохи 1960-х годов, к тому времени уже канувшей в прошлое. И мои прямолинейные, заточенные под математические формулы мозги буквально закипели. Потому что методы, которыми — и очень успешно — пользовались геологи, были абсолютно ненаучны с моей «кочки зрения». В том, как любовно раскладывали они свои камушки, было что-то от ботаники с ее собиранием гербариев. А анализ полевых данных очень сильно напоминал пляски шаманов. Но в результате этого — pardon — камлания у ребят возникало твердое убеждение, что и где находится под землей. Самое удивительное, что они почти никогда не ошибались. Наука, однако!

Другой пример. Мой родственник, талантливый математик, работает в крупном медицинском научном центре, нацеленном на борьбу с раком. Работает достаточно давно, чтобы привыкнуть к совсем не формальной логике медиков и биологов, которая, однако, дает замечательные результаты. Вполне воспроизводимые, неоднократно повторяемые и вовсю применяемые на практике!

Но вернемся к истории. Существует ли здесь метод, делающий историю наукой? И если он существует, то в чем этот метод заключается?

Первоначально история у древних греков числилась по разряду искусств. Типа, историки рассказывали истории.

Тот человек, которого позже стали величать «отцом истории», знал много историй и рассказывал их мастерски. Звали этого человека Геродотом, и жил он в 5 веке до н.э. в малоазийском городке Галикарнас. Галикарнас был известен тем, что здесь находилось одно из семи чудес света древнего мира, мавзолей, гробница царя Мавсола. Нынче от этой гробницы не осталось даже следа. Город, правда, стоит на том же месте, но называется он теперь не Галикарнас, а Бодрум, и известен как турецкий курорт.

Тому, что Геродот знал много историй, была своя причина. В молодости его изгнали из Галикарнаса за «антигосударственную деятельность», то есть за то, что он был противником местного правителя-тирана. Изгнание в те славные годы почти всегда означало странствия. И Геродот объездил значительную часть известного тогда грекам мира. Он побывал на восточных его границах, в Вавилоне и в Ассирии. Долго жил и на южных пределах греческой ойкумены, в Египте. Геродот исхитрился побывать даже в местах совсем нецивилизованных с точки зрения древнего грека, на севере, в Причерноморье и в Скифии.

В своих странствиях Геродот говорил со многими людьми и записывал их рассказы. А о чем больше всего говорили тогда в греческом мире? Конечно, о пришельцах с востока, персах, которые внезапно вторглись в неплохо обжитый эллинский мир и стали отрывать от него лакомые куски. Родной город Геродота в ходе продолжавшейся почти полвека греко-персидской войны стал главным городом одной из областей-сатрапий нарождающейся персидской империи.

Записанные в странствиях рассказы и свои впечатления Геродот представил в виде большого и очень подробного труда. В этом труде были изложены все собранные автором сведения, даже самые невероятные слухи. Помните, что с подачи старика Хоттабыча говорил Волька Костыльков на экзамене по географии?

«Индия очень богатая страна, и богата она золотом, которое там не копают из земли, как в других странах, а неустанно, день и ночь, добывают особые, золотоносные муравьи, каждый из которых величиной почти с собаку. Они роют себе жилища под землею и трижды в сутки выносят оттуда на поверхность золотой песок и самородки и складывают в большие кучи. Но горе тем индийцам, которые без должной сноровки попытаются похитить это золото! Муравьи пускаются за ними в погоню и, настигнув, убивают на месте».

Так вот, это — из «Истории» Геродота.

Геродот впервые скрупулезно расположил все рассказанные им истории так, что каждая последующая происходила после предыдущей. Тем самым Геродот неожиданно открыл главный метод истории, который, собственно, и делает ее наукой, привязку происшедших событий к оси времени.

Сегодня это не кажется великим открытием. «А как же иначе?» — скажем мы. Так вот, до Геродота было как раз иначе. Рассказчики вываливали все, что знали, в произвольном порядке. Так, по ассоциативному принципу, построен сборник арабских сказок «Тысяча и одна ночь» и гораздо более древний сборник индийских басен «Хитопадеша».

Рассказ же по принципу «Это было после того» устанавливает совсем другую, причинную, взаимосвязь между событиями. Хотя, конечно, надо помнить о принципе «вслед за не означает вследствие». Но все же хронологическое расположение событий довольно четко выявляет их причины и следствия. И возникают мысли о том, что исторические события, вероятно, творятся не по велению богов или героев, а по каким-то вполне объективным законам. Хотя, строго говоря, история не отвечает на вопрос «как?», так же как на вопрос «почему?». Со времен Геродота главный вопрос для любого историка, если он считает себя ученым — «когда?»

В руках у музы истории Клио — свиток с записями. И недаром. Ибо «отец истории» оставил своим последователям еще одну заповедь: писать обо всем, что узнал, и писать честно. Можно, конечно, прокомментировать написанное: «вызывает сомнение», но самое главное — напиши о том, что узнал без прикрас и славословий. И историки упрямо придерживались этого правила, если, конечно, хотели считаться учеными, а не мифотворцами.